– Попрошу вас принести большой гаечный ключ, товарищ лейтенант. – Мелехин не торопится со своим уроком, подумал Свиядов. Когда старший механик намерен был объяснить что-то серьёзное, он делал это очень медленно и обстоятельно. Свиядов вернулся с гаечным ключом длиной в добрый метр. Старший механик подождал, пока не заглушили реактор, потом тщательно проверил приборы, чтобы убедиться, что трубы находятся не под давлением. Он был осторожным человеком. Захватив ключом фитинг, Мелехин повернул его. Это не потребовало больших усилий.
– Как видите, товарищ лейтенант, труба на самом деле врезана в корпус клапана. Почему, как вы думаете?
– Врезка сделана во внешней части, товарищ старший механик. Давление держит сам клапан. Выпускная труба всего лишь играет роль направляющего крана. Конструкция соединения не влияет на его герметичность.
– Совершенно верно. Навинченный фитинг недостаточно прочен для высокого давления внутри установки. – Мелехин отвернул фитинг до конца голыми руками. Фитинг был отлично обработан, нарезка все ещё сверкала как новенькая. – Вот где был совершён акт вредительства.
– Не понимаю, товарищ стармех.
– Кто-то все это очень тщательно обдумал, товарищ лейтенант. – В голосе Мелехина звучала не только ярость, но и восхищение. – В обычном режиме, то есть на крейсерской скорости, давление внутри контура охлаждения равно восьми килограммам на квадратный сантиметр, правильно?
– Да, товарищ стармех, и на предельной скорости давление увеличивается на девяносто процентов. – Свиядов знал все это наизусть.
– Но мы редко ходим на полной скорости. Перед нами тупиковая часть контура охлаждения пара. Смотрите, здесь просверлено маленькое отверстие, диаметром меньше миллиметра. Вот глядите. – Мелехин наклонился, чтобы поближе разглядеть отверстие. Свиядов не спешил наклоняться к нему. – Даже меньше миллиметра, заметно меньше. Вредитель вывинтил фитинг, просверлил отверстие и затем поставил фитинг обратно. Крошечное отверстие позволяет выходить наружу лишь небольшому количеству пара и к тому же очень медленно. Пар не может подниматься вверх, потому что фитинг установлен напротив вот этого фланца. Посмотрите, как тщательно все продумано! Идеально, просто идеально. Итак, пар не может подниматься вверх. Он может всего лишь просачиваться вниз по нарезке и в конце концов выходить наружу через выпускную трубку. Этого достаточно. Вполне достаточно, чтобы создать в отсеке небольшое радиационное заражение. – Мелехин поднял голову. – Кто-то продумал все до малейших деталей. Продумал очень тщательно, потому что знает, как работает эта система. Когда мы снизили давление в поисках места утечки, давление в контуре тоже упало, и пар перестал проникать наружу по нарезке, так что мы не смогли найти места утечки. Пар начинает просачиваться лишь при нормальном уровне давления, но если возникает подозрение о радиационном заражении и начинаются поиски утечки, давление приходится снизить. Однако стоит довести давление до максимума, и кто знает, что может случиться? – Мелехин восхищённо покачал головой. – Кто-то все тщательно обдумал, очень тщательно. Надеюсь, у меня будет возможность встретиться с этим мастером, очень надеюсь. Потому что, когда мне представится такая возможность, я возьму большие стальные плоскогубцы, – Мелехин перешёл на шёпот, – и раздавлю ему яйца! Дайте мне вон тот маленький ящичек, товарищ лейтенант. Я сам исправлю все это за несколько минут.
Капитан первого ранга Мелехин не бросал слов на ветер. Он никому не позволит сделать такую работу вместо него. Это было его машинное отделение, его реактор, и он нёс ответственность за все происходящее здесь. Впрочем, Свиядова это устраивало. В крошечное отверстие Мелехин вставил стерженёк из нержавеющей стали и заполировал его заподлицо надфилем, похожим на ювелирный, чтобы не пострадала нарезка. Затем он смазал нарезку резиновым уплотнителем и аккуратно завернул фитинг на место. По часам Свиядова на всю процедуру ушло двадцать восемь минут. Недаром ему говорили в Ленинграде, что Мелехин – лучший механик на подводном флоте.
– Статическое испытание давления, восемь атмосфер, – скомандовал он своему заместителю.
Реактор снова включили. Через пять минут давление достигло нормального уровня. В течение десяти минут старший механик держал счётчик Гейгера под выпускной трубкой – и счётчик оставался на нулевой отметке, стрелка ни разу не дрогнула, даже при установке на второе деление. Он подошёл к телефону и сообщил командиру, что авария ликвидирована.
Мелехин впустил в отсек матросов и приказал убрать инструменты в отведённые для них места.
– Теперь вы видите, как это делается, товарищ лейтенант?
– Да, товарищ стармех. Вы считаете, что одного отверстия было достаточно для заражения всего реакторного отсека?
– По-видимому.
Слова Мелехина не убедили молодого лейтенанта. Реакторный отсек – это лабиринт труб и фитингов, а чтобы просверлить такую дырочку много времени не надо. Что, если где-то ещё скрыты такие же бомбы замедленного действия?
– Полагаю, товарищ лейтенант, вы чересчур беспокоитесь, – заметил Мелехин. – Да, я тоже не могу не думать об этом. Когда мы придём на Кубу, я проведу статические испытания при полном давлении для проверки всей системы, но сейчас это не представляется возможным. Мы будем продолжать нести двухчасовые вахты. Не исключено, что вредитель скрывается среди матросов. Если дело обстоит именно так, я не хочу, чтобы ему хватило времени для какой-то новой пакости. Не сводите глаз с команды.
День двенадцатый
Вторник, 14 декабря
Ударная подлодка «Даллас»
– «Сумасшедший Иван»! – Вопль Джоунза был таким громким, что его услышали в центральном посту. – Поворачивает направо!
– Шкипер! – воскликнул следом за ним Томпсон.
– Стоп машина! – тут же приказал Манкузо. – Подготовить корабль для абсолютной тишины!
В тысяче ярдов перед «Далласом» контакт, за которым следовала американская подлодка, только что начал резкий поворот направо. Русские проделывали это каждые два часа, после того как американцы снова обнаружили их, хотя не с такими регулярными промежутками, чтобы «Даллас» мог следовать сколько-нибудь определённому графику. Командир этого ракетоносца знает своё дело, подумал Манкузо. Советская подлодка описывала полный круг, чтобы убедиться с помощью своего гидролокатора, установленного на носу, что никто не скрывается в её кормовом конусе тишины.
Уклоняться от такого манёвра было не только трудно, но и опасно, особенно так, как это проделывал Манкузо. Когда «Красный Октябрь» менял курс, его корма, как у всех кораблей, двигалась в направлении, противоположном повороту. Ракетоносец становился стальной преградой прямо перед «Далласом», пока не завершалась первая часть поворота, а ударной подлодке водоизмещением семь тысяч тонн требуется пройти немалое расстояние, прежде чем остановиться.
Точное число столкновений советских и американских субмарин держится в строжайшей тайне, но все знают, что такие столкновения происходят. Характерным тактическим приёмом русских, направленным на то, чтобы не позволять американцам подходить слишком близко, был крутой поворот, получивший в американском флоте название «сумасшедший Иван».
Первые несколько часов слежения за контактом Манкузо стремился сохранять дистанцию. Он понял, что русский ракетоносец разворачивается медленно, маневрирует как-то лениво и при этом всплывает примерно на пятьдесят-восемьдесят футов, накренясь почти как самолёт. Он подозревал, что русский шкипер не использует до предела манёвренные способности лодки – разумный шаг, направленный на то, чтобы скрывать от всех характеристики своего корабля, придерживая кое-что прозапас. Это позволило «Далласу» держаться совсем близко за советским ракетоносцем, причём Манкузо сбавил скорость до предела, время от времени выключал силовую установку и просто дрейфовал за «Красным Октябрём», едва не касаясь его кормы. У него это хорошо получалось – судя по шёпоту офицеров, даже слишком хорошо. В прошлый раз они прошли всего в ста пятидесяти ярдах от гребных винтов русской подлодки. Радиус поворота у ракетоносца был таким большим, что он описывал круг вокруг затаившегося «Далласа».